Напоминание

Формы и приемы комического в произведениях Сергея Довлатова "Заповедник" и "Компромисс"


Автор: Шарова Екатерина Николаевна
Должность: студент
Учебное заведение: ФГБОУВО "Московский педагогический государственный университет" Институт филологии и иностранных языков Кафедра русской литературы
Населённый пункт: Москва
Наименование материала: статья
Тема: Формы и приемы комического в произведениях Сергея Довлатова "Заповедник" и "Компромисс"
Раздел: высшее образование





Назад





Формы и приемы комического

в произведениях Сергея Довлатова «Заповедник» и «Компромисс»
Шарова Екатерина Николаевна Студент 5-го курса ФГБОУВО «Московский педагогический государственный университет» Институт филологии и иностранных языков Кафедра русской литературы г. Москва В своих произведениях С. Довлатов использует особые формы и приемы комического. Современная культура является эпохой «вторичных» мифов, имеющих знаковую природу. Нельзя не отметить художественно-выразительные средства, используемые автором в текстах. Абсурдность окружающего мира С. Довлатов показывает через миф о Пушкине, который часто используется многими современными авторам. Этот культурный миф испытывается абсурдом. В повести С. Довлатова «Заповедник» доводится до абсурда культ почитания великого поэта. Жи зн ь Пушкина, его внешность являются достоянием музея, его собственностью. Вместо читателей - толпы восторженных туристов, вместо изучения творчества поэта - экскурсии. Такое восприятие образа поэта стало возможным, потому что имя Пушкина стало как знак культуры. Увеличение мифологического в образе Пушкина доходит до явного абсурда. Автор утверждает, что «абсурдизация мифа приводит к снижению образа, что равносильно уничтожению культурного мифа». Но именно развенчание мифа дает новый виток его развития через возникающую при столкновении с абсурдным образом ситуацию личного отстранения. Действие повести «Заповедник» развивается на территории Михайловского поместья, в котором провел в Северной ссылке два года А.С. Пушкин. Сегодня здесь располагается дом - музей. Устраиваясь с юд а н а р а б оту экскурсоводом, герой знакомится с сотрудниками музея - заповедника и готовится, изучая специнструкцию: «Нужно как следует подготовиться. Проштудировать методичку. В жизни Пушкина еще так много неисследованного… Кое-что изменилось с прошлого года… - В жизни Пушкина? - удивился я».
По всей территории усадьбы старательно размещаются «следы присутствия» поэта, работники усадьбы везде размещают его изображения: «Вы любите Пушкина? Тут все живет и дышит Пушкиным, буквально каждая веточка, каждая травинка. Так и ждешь, что он выйдет сейчас из-за поворота… Цилиндр, крылатка, знакомый профиль… Как хорошо, что Пушкин этого не видит… На каждом шагу я видел изображения Пушкина. Даже возле таинственной кирпичной будочки с надписью "Огнеопасно". Сходство исчерпывалось бакенбардами. Размеры их варьировались произвольно» 1 . Сама жизнь «солнца русской поэзии», его стихи становятся лишь формой культурной жизни, признаком интеллигентности, развитости. Ирония автора основывается на несоответствии того ореола святости, к о т о р ы м о в е я н о э т о м м е с т о , и т о й п р и м и т и в н о с т и , грубости, которая присуща его жителям, и даже некоторым экскурсоводам; культа Пушкина с одной стороны и элементарного незнания экскурсантами его творчества, с другой стороны: «Я продолжал декламировать, лихорадочно соображая: "Да, товарищи, вы совершенно правы. Конечно же, это Есенин. И действительно - «Письмо к матери». Но как близка, заметьте, интонация Пушкина лирике Сергея Есенина!"… Лишь один пожилой турист со значением выговорил: "Да, были люди…"». Отношение к поэту, не предполагающее даже знания его творчества, перерождается в новую форму - некую стереотипную религию, где единственным «верховным божеством» назначен Пушкин. Находящиеся на территории музея-усадьбы непременно должны ЛЮБИТЬ поэта и его стихи. Возникает некая фарисействующая когорта посетителей: «К поэзии эти люди, в общем-то, равнодушны. Пушкин для них – это символ культуры. Им важно ощущение - я здесь был. Необходимо поставить галочку в сознании. Расписаться в книге духовности…» 2 . Однако, центральный персонаж произведения, неудачливый писатель Борис Алиханов, остро чувствует пропасть между Пушкиным и тем мифом, который создается о нем в так называемом музее: «Чем лучше я узнавал Пушкина, тем меньше хотелось рассуждать о нем. Да еще на таком постыдном уровне. Я механически исполнял свою роль, получая за это неплохое вознаграждение. Больше всего меня заинтересовало олимпийское равнодушие Пушкина. Его готовность принять и выразить любую точку 1  Довлатов С. Ремесло. – СПб.: Азбука-классика, 2004. 2  Довлатов С. Ремесло. – СПб.: Азбука-классика, 2004.
зрения. Его неизменное стремление к последней высшей объективности. Подобно луне, которая освещает дорогу и хищнику, и жертве. Не монархист, не заговорщик, не христианин - он был только поэтом, гением и сочувствовал движению жизни в целом. Его литература выше нравственности. Она побеждает нравственность и даже заменяет ее. Его литература сродни молитве, природе…» 3 . Итак, абсурд, выступая средством развенчания мифа, способствует о т к р ы т и ю п о д л и н н ы х с м ы с л о в . Д л я р а з р у ш е н и я м и ф а используются такие приемы, как обытовление, использование пародийной, снижающей модальности. Укрупнение образа, приближение его к читателю помогают увидеть, «как сделан» он, иначе говоря, выявляет его структуру и тем самым делает невозможным его существование в качестве мифа. Но, с другой стороны, эта же самая демифологизация дает новый импульс к динамике культурного мифа, так как обновляет сознание, в котором он существует, через ситуацию отстранения. Развенчание мифа способствует изменению взгляда на миф, открывает его новые грани, заставляет сомневаться в известных ранее. При этом увеличивается знаковая природа предмета, его способность обозначать что-то кроме своего исходного содержания. Новое восприятие предмета, в том числе и развитие его знаковой природы, порождает свежие трактовки, свежие смыслы, отвечающие характеристикам мифа. Литература. 1. Воронцова-Маралина А.А. Авторская концепция личности как циклообразующий фактор в прозе Сергея Довлатова // Вестник РГГУ. Серия: История. Филология. Культурология. Востоковедение. 2007. № 7. С. 106-114 2. Довлатов С. Ремесло. – СПб.: Азбука-классика, 2004. 3. Орлова Н.А. Поэтика комического в прозе С. Довлатова: семиотические механизмы и фольклорная парадигма: дисс… к.ф.н. Майкоп: АГУ, 2010. 4. Скрябина Т. Банальности и парадоксы прозы Сергея Довлатова // Культурология. 2006. № 3 (38). С. 97-104. 5. Хармс Д. Литературные анекдоты. – М.: Олма-пресс, 2000. 6. Шмелева Е. Русский анекдот: текст и речевой жанр. – М., 2002. – 144 с. 3  Довлатов С. Ремесло. – СПб.: Азбука-классика, 2004.


В раздел образования